Звук, вызывающий неповторимые ощущения – когда небо, как гигантская хлопушка, разрывается напополам над твоей головой. С шорохом пробегается дождь по листве деревьев, а потом уже и ты начинаешь ощущать, как капли стекают по твоему плащу, падают под ноги, забегают за шиворот… Гроза в лесу – невообразимо красиво, сколь и мрачно и даже таинственно. Особенно если ночь приняла землю в широкие и крепкие объятья, и тьма, сквозь которую прорывается лишь свет вспышки от молний, опустилась на лес. И жутко, и страшно, и в то же время из глубин твоего сердца поднимается сладкое предвкушение, ожидание чуда. Словно страх для тебя становится приятен, а грядущие опасности – желанны. А опасности не замедлят явиться, особенно если ты не просто так пришла в лес (а кто туда пойдет в грозу, да ночью? а коль застала непогода не вовремя, так лучше забиться в каком-нибудь укромном теплом месте да ждать окончания бури). Испытания нагрянут одно за другим, и природа начнет буквально играть с тобой. Полыхнет рядом дерево, зажженное молнией, и грохнется в полуметре от тебя на землю; не повезет – так прямо на тропу перед тобой, вынуждая идти кружным путем через бурелом. Это будет началом охоты. На тебя устремятся сотни хищных кровожадных взглядов Тех, Кто Лишен Тел, вопьются в кожу, как иглы, а слуха настигнет далекий звук откуда-то сзади, похожий на гул множества человеческих голосов и лая гончих собак. Тогда-то и поймешь: послал за тобой погоню черный владыка, восседающий на троне из мрака. Испытать хочет, узнать, достоин ли ты того, что ты просишь. Догонят тебя его слуги – растерзают, разорвут твое тело на куски без всякого сожаления, а сможешь ускользнуть… тогда будешь достойно вознаграждена – тем, за чем пришла. Не больше. Но и не меньше, ведь за малой дичью человек не пойдет на Охоту. Лишь за тем, что считает дороже своей жизни. Да, это парадокс, это неразрешимое противоречие – кто ты? Охотник или дичь этой ночью? Или и то, и другое одновременно? …Я ждал. Я ничего не предпринимал. Я просто смотрел на происходящее в лесу, на то, как ты самоотверженно и не обращая ни на что внимания бежишь вперед. На то, как развеваются по ветру твои длинные черные волосы, уже спутавшиеся, на то, как блестят твои глаза от слез, прекрасные голубые глаза. Дева в лесу… Я умел читать сердца людей, ведь сам человеком, и знал, что ты очень добрая, отзывчивая и скромная девушка. Зачем ты здесь? Для чего тебе понадобилась власть, за которой сюда приходят? Ты бежала быстро, как лань, и столь же грациозно – ты вообще была красива, одной из самых красивых девушек, которых я когда-либо видел. А я жил на земле не первый уже век. Светлая нежная кожа, чуть раскосые глаза, алые губы и заостренные ушки, кончики которых выглядывают из-под волны черных, как крыло ворона, волос – о да, ты была похожа на эльфийку, сошедшую с листов «Властелина Колец» или подобной фантастической книги. Ты поразила меня в самое сердце своим светлым и прекрасным образом, и я с удивлением отметил: дыхание мое будто останавливалось, когда я смотрел на тебя. На мягкий розовый румянец на твоих щеках. На тонкую, волнующую линию твоих алых губ. На твою плотно облегаемую плащом фигуру, легкую и стройную, – тонкую талию, схваченную черным пояском; маленькую острую грудь и упругие бедра. В молниеносном движении твоем сложно было тебя разглядеть, но я же не был человеком и обладал вторым зрением. Я следовал за тобой неслышным призраком; ты не видела меня, а я молча за тобой наблюдал. Ты пришла сюда – значит, ты чего-то хотела от повелителя мрака. Посмотрим, удастся ли тебе это заполучить. Гончих Без Тел уже пустили по твоему следу – я отчетливо ощущал их присутствие и то, как они гнались за тобой; может быть, ты даже слышала их шумное дыхание за спиной. Разумеется, воображаемое, ибо дышать духи не могут. За ними следовали призрачные всадники; они уже обнажили сабли и гнали коней во весь опор, стремясь нагнать тебя; пустые глазницы их смотрели тебе вслед. Для тебя, наверное, все казалось страшным сном – именно из той серии, когда за тобой гонятся, а ты убегаешь, каким угодно образом, но ускользая-таки от преследователей. Лишь с тем отличием, что здесь у тебя было куда меньше возможностей… по крайней мере, в физическом плане – но борьба-то здесь происходила на уровне духовном. Только чистота твоего сердца помогала тебе крепиться и продолжать борьбу. Нет, я говорю не о том, что обычно подразумевают под словом «духовная сила»: доброте, честности и чистоте морально-нравственных устоев, основанных на помощи людям… Мы, Хранители Вечного Леса (в чье жалкое подобие, в чье отражение вошла ты – и оказалась в результате здесь) живем совсем по другим принципам, чем вы, смертные; и судим других, опираясь совершенно на иные понятия. Для нас важно то, что можно назвать «Силой» – хотя в слово это вкладывают самые разные значения. Можно сказать, что это скорее Уверенность – уверенность в своих действиях, в своих мыслях, в своих идеалах. Можно сказать, что это вечное сомнение во всем, что совершаешь, о чем думаешь, к чему стремишься. Можно сказать, что… а зачем, собственно, говорить? Мысль изреченная есть ложь – по крайней мере, из ваших уст и на вашем языке. Имело значение лишь то, что ты была сильна для человека. Так сильна, что погоня отставала сильнее, чем обычно. Я не раз следил за подобной охотой, и оценил тебя по достоинству – не всякий из тех, кто был до тебя, держался так, как ты. Да что говорить, таких было очень мало. Вовсе не было… кроме меня, прошедшего давно этой тропой. Да. Ты вообще была на меня похожа. Из-за этого что-то шевельнулось в недрах моей души, что-то кольнуло в сердце – воспоминания. То, как сам бежал этим лесом много лет назад, какие глупые у меня были мечты и стремления. То, как был человеком… А ведь я был им раньше, как ни пытался вытеснять это из своего сознания. Был. Настоящий удар пришел откуда-то из недр моего «Я», удар, сотрясший все мое существо – но внешне я оставался почти спокоен, только чуть дернулась щека от перенапряжения; и это было странно, ибо мы, Хранители, всегда умели не проявлять своих эмоций даже этим. И многие человеческие чувства нам были вовсе чужды. А ты все бежала и бежала вперед, не обращая, конечно, на меня внимания – хотя я всегда призраком парил рядом с тобой, по правую твою руку. Я заметил, что ты все-таки устаешь, хоть и пытаешься не показывать это. Верно… нельзя показывать врагам свой страх, а мы сейчас для тебя являлись врагами. Далеко пойдешь, девчонка. Если выберешь путь Хранителя – тепленькое местечко в свите Отца Дружин тебе обеспечено; будешь скакать по небу вместе с валькириями и эйнхериями, вести охоту на тех, кто придет сюда. А может, как я, станешь Созерцателем, тоже работа непростая, но интересная. Нет, слово «работа» здесь неприменимо – скорее «долг»… Первое выполняют ради денег, признания в обществе или хотя бы из интереса; второе – лишь потому, что ДОЛЖЕН. Перед тобой материализовалось чудище, один из моих знакомых инеистых великанов – я звал его Аннарваэрлом, хотя, конечно, имя его было совсем другим. Менее благозвучным. Чудище взмахнуло перед собой громадным молотом, и, если бы ты на секунду раньше не метнулась влево, тебя ждала бы незавидная участь. От этого страшного оружия, наконечник которого походил на огромный валун, тебя бы ничего не спасло. Но ты мало того что смогла увернуться; ты, пробежав шагов десять, еще обернулась и метнула в остолбеневшего противника Слово. Аннарваэрлу нечего было противопоставить посланному в него заклинанию. Он не обладал собственной магией, помимо телепортации; но последнее ему бы не помогло, потому что отпущенных на его долю секунд не хватало. Я мысленно уже простился со своим напарником, пока вдруг не увидел, что твои чары не направлены на убийство великана. Тот просто застыл на месте, будто бы погрузившись в долгий и глубокий сон. Милосердная! Могла бы уничтожить его, разорвать на части, превратить в пыль – но ты, похоже, не любила лишних смертей. Это тоже хорошо, потому что излишняя жестокость является слабостью, как и излишняя мягкосердечность… Ты была подготовлена. Не каждому смертному дано разбрасываться такими Словами, а твое было настолько чисто, с таким совершенством сделано, что я лишь подивился, как ты могла сотворить его ВПЕРВЫЕ. А иначе быть не могло, ведь в реальности такое оружие просто не действенно. В замешательстве я поплыл за тобой следом, хотя еле успевал. Сердце мое разгоралось все сильнее любовью к тебе, и теперь я уже не мог это отрицать. Я был пойман тобой, как рыба в сети, я был опутан, раздавлен, унижен и – просветлен. «Что же такое? – прорывались сквозь хаос редкие осознанные мысли, голос разума, вопиющего в пустыне охвативших меня чувств. – Что со мной?!! И кто она?!!» Я ощутил резкое дуновение ветра справа от меня. Это возникла около меня еще одна призрачная фигурка, невидимая для тебя, но вполне материальная для меня. Хранитель. Его звали Ден. Раз на сцену вышел он, значит, наше дело было действительно плохо. Скрестив руки на груди, он так прошествовал рядом с нами достаточно долго, либо обдумывая ситуацию, либо исследуя тебя, проникая в твое сердце и помыслы. По его выражению лица ничего нельзя было сказать точно. Оно не было каменным: могло выражать и скорбь, и радость, и спокойствие, и напряжение, но никогда не совпадало с его истинным настроением. А так он был даже красив по-человечески: голубые глаза, светлые прямые волосы, широкие плечи; могучие мускулы играли под синим хитоном. Ты могла бы влюбиться в него, если б он был человеком. – Что, Ден? – прохрипел я сорвавшимся голосом, подозревая, что Хранитель не начнет разговор первым. – Плохо дело? – Пожалуй, так, – ответил, рассмеявшись, он. Разлад его внешних проявляемых эмоций и настоящего положения дела не мог ввести в заблуждение никого из Хранителей, и меня в том числе. – Может, даже хуже, чем мы предполагаем. Дело в том, что… она пришла не за властью. – За чем же? – спросил я, нахмурившись. Этого не могло быть, потому что… потому что… идущие к нам знали, для чего сюда приходят. И что мы можем дать. А что решит теперь наш суд, когда ты пройдешь все испытания? Отдаст ли то, что ты просишь – или?… – Знать бы. Ведь даже ты не смог понять ее силы с самого начала, а это плохой знак. Мы столкнулись с кем-то или равным нам по силам, или… – Служители Камня? Небесные Владыки? Змеи Ас…, – прервал я его, начиная выносить один глупее другого предположения. – Да нет, стали бы они сюда прорываться ТАКИМ СПОСОБОМ? Не думаю. Это кто-то выходящий за рамки всех наших представлений… о мире. Кто-то совершенно… иной. И она скорее ПОТРЕБУЕТ от нас что-то, а не «попросит». Пока я обдумывал сказанное, Ден, подняв руку над головой, сделал пасс, и – искорки пробежались по его пальцам, упали на землю перед тобой и превратились в странную желеподобную массу. Через мгновения она уже приобрела свои очертания, и стало видно, что это орда гоблинов, выставивших вперед копья и ждущая, когда ты налетишь на них. Они были воинами изначально. Они томились в глубинах небытия, ожидая, когда за ними придет Некто. Тот, кто освободит их от мрака хаоса и вызволит на свободу, даст почувствовать ту настоящую ярость и исступление, когда видишь перед собой врага. Даст узнать, что значит настоящая битва. Они долго бездействовали, скованные незримыми цепями, вращая пустыми глазницами в поисках Того, Кто Придет. Но вокруг была лишь тьма; тьма, тьма и тьма миллионы лет. И вот они дождались. Огненная длань протянулась в их мир, рушащая их цепи и освобождающая им дорогу в Вечный Лес – там, возникла в сознании гоблинов ясная и четкая мысль, они должны будут доказать, что достойны оказанной им почести. Я увидел все это будто бы наяву – как книга развернулась передо мной вся простая и недолгая история этого отряда. Хм… Я потянулся эфемерными щупальцами второго зрения к тебе, но подобный успех не повторился. Ты была закрыта для меня. Можно было удивиться тому, что гоблины, так долго ждавшие кровавой схватки, не бросались на тебя, стремясь разорвать на куски, а спокойно ждали, когда ты сама налетишь на их копья. Как один. Ни один не вырвался вперед. Я-то знал причину их поведения, четко сработанного и слаженного, но объяснить это человеку было бы весьма сложно. Тут действовали совершенно другие законы, не сложнее, не запутаннее ваших, но вызвавшие бы у вас степень крайнего удивления и непонимания. И они просто-напросто знали, что обречены на смерть – а этого не смогли сначала понять даже мы с Деном. За секунду до решающей схватки я нашел глазами вожака гоблинов, самого мудрого и сильного из них, и взгляды наши сошлись. Какое чувство застыло в его черных, как первородная тьма, глазах? Что он хотел передать мне? Я не знал… не мог понять… Но вот уже ты остановилась в полдюйме от врага, вот уже рука твоя описала восьмерку над головой – пасс, вызвавший у меня очень отдаленные и смутные воспоминания, но никак не точное определение его предназначения. Раздался ужасающий треск; между тобой и воинством гоблинов начала разрастаться трещина метров десять длиной, обнажая страшные огненные недра нашего Леса. Я поперхнулся еще не сказанными мною словами. «Девчонка… девчонка… что ты делаешь? Что ты делаешь? Ты объявляешь нам войну? Ведь сделанное тобой – богохульство!» Гоблины, словно марионетки, подчиняясь твоей воле, шагнули вперед – и канули в образовавшуюся бездну. Я заглянул внутрь и понял, что для них это не стало смертью – лишь переходом в другой мир, может, даже более счастливый, чем наш. Мне стало страшно. Мне единственный раз в жизни стало страшно. «Кто ты?» – закричал я вслед тебе, но ты не отвечала. Ты не могла ответить, потому что бежала дальше. К новым испытаниям. В твоих глазах была вечность, сведенная в одну точку. В твоей походке была поступь богини. В твоем сердце была сила. Я любил тебя. И проклинал за то, что ты появилась здесь. Гроза громыхала над нами, нагибая до земли самые тонкие молодые деревца и заливая весь Лес страшным ливнем. По черному небу то и дело пробегали красные полосы, а за этим неизменно следовал гром, сотрясавший землю под нами. Вокруг все падали охваченные пламенем деревья, и лишь быстро тушащий огонь дождь да древняя магия этого места спасали лес от пожара. По сырой земле мчались быстрые потоки воды. Что-то пришло в наш Вечный Лес с этой грозой – самой обыкновенной на первый взгляд, но на самом деле… И это означало конец всему тому, во что мы верили. Не выдержал уже Отец Дружин, и застланное тучами небо разрезал белый клинок – то он летел на своем чудесном жеребце в сопровождении избранных своих воинов. Гончие Без Тел, так и не догнавшие тебя, остановились и жутко взвыли, из-за чего даже у меня пробежали мурашки по коже (условно говоря, ибо такое явление для Хранителя было бы невозможным). Призрачные воины попридержали коней. Когда едет Один, за пришедшим прекращается любая другая погоня. Вот и ты остановилась. Я не увидел в твоих глазах страха даже сейчас, и остановилась ты вовсе не потому, что боялась или застыла в нерешительности. Просто… так решила. Того требовало испытание. Десятки коней, сойдя с небосклона, продолжили путь по земле, правда, не касаясь ее копытами. Как будто бы волна скатилась с неба и теперь мчалась на нас… вот-вот накроет… Впереди ехал сам Отец Дружин, сам Один, хозяин Вечного Леса; жеребец его был белым, как первый снег, и имел восемь ног; Один в образе седого старца носил серый плащ и широкополую шляпу, из-под которой выглядывал единственный глаз – второй, поврежденный, был покрыт повязкой из синей ткани – но тот, что сохранился, обладал убийственной силой. Над головой Одина вились два черных ворона, совершенно не видимых на фоне неба, лишь во время вспышек молний. Справа и слева от Слейпнира, жеребца Отца Дружин, бежали два волка. Пять животных, пять вечных спутников бога. В специальной петле, прикрепленной к седлу, располагалось копье Гунгнир – прямо под правой рукой, так, чтобы выхватить его на скаку не составило бы никакого труда. Это оружие могло поспорить по силе с самим Мьелльниром, молотом сына Одина – Тора, ушедшего давным-давно из Вечного Леса и основавшего Братство Служителей Камня. Рядом на своих конях – белых, вороных, пегих, бурых – ехали эйнхерии, воины, погибшие в мире смертных и взятые богом в его дружину. Летели валькирии, чье происхождение для меня было окутано завесой тайны. Ты не дрогнула, не отвела взгляд, не бросилась наутек. Многие при появлении Главного Хранителя кидались оземь и закрывали ладонями глаза, считая, что не встретившись взорами со скачущим к ним богу они выдержат испытания. Это было неверно. Сделавшие это одним штрихом перечеркивали все, ради чего пришли в Лес, ибо это была дорога назад. Для передумавших. Для отказавшихся. Ты спокойно дождалась, когда кони подъедут к тебе вплотную, и шляпа Одина поднимется, открывая единственный глаз. Сейчас все закончится. Либо ты дико закричишь, когда твой взгляд встретится с взглядом бога, согнувшись пополам, держась за пустые выжженные глазницы, либо – победишь. И возьмешь себе то, что принадлежит тебе по праву. Один медлил. Он долго еще поглаживал спутавшуюся, пожелтевшую от времени бороду, и кивал каким-то своим мыслям – мне было странно видеть его таким. Решительность его, вечная, казалось, и неколебимая, тут же растаяла, как только он подъехал к тебе. Он не хотел поднимать свой взгляд. – Что тут… происходит, черт побери? – посмел я шепотом задать вопрос Дену, наплевав на все правила. Тут же пришла мысль: он, как яростный ревнитель Кодекса, не захочет отвечать мне. Но ситуация оказалась настолько необычной, настолько потрясающей – причем в плохом смысле слова, что Ден сказал в ответ, тихо-тихо, подавленно: – Не знаю. Но мне это не нравится. Мы были созданы, чтобы испытывать. Чтобы даровать Силу тем, кто был достоин этого. Чтобы давать Власть тем, кто хотел ее. Нам этого было достаточно. Нам не хотелось чего-то еще. И к нам никак не могло прийти в голову, что теперь испытывали НАС. Один медленно-медленно, будто боясь, поднял голову и направил взгляд своего единственного глаза на тебя. Нерешительно. Сознавая твое превосходство над ним. Это было ошибкой, причем ошибкой роковой. В воздухе повисла тишина, и я почувствовал жгучее ожидание всех тех, что стояли рядом со мной. Чем все окончится? …И вот через секунду же с диким воплем свалился с коня наш Главный Хранитель. Один. Покатился вбок, бешено колотя по земле руками и ногами, исступленно крича, брызгая слюной. Меня скрутило от омерзения напополам с испепеляющим ужасом – на месте второго (а что же все-таки стало с первым?) глаза НИЧЕГО НЕ БЫЛО. Ряды наших Хранителей, начиная с Гончих Без Тел и заканчивая эйнхериями, сдвинулись, и я с трудом видел как поверженного бога, так и тебя. Но прекрасно услышал твой голос, перекрывший нараставший гул голосов моих собратьев: – Тихо! Так кто же ты? Вначале ты мне показалась скромной и простой девушкой, не потерпевшей убийств (достаточно было бы даже сцены с великаном, чтобы это понять), теперь ты предстала передо мной жестокой и не знающей пощады богиней. Кто же ты? Может быть, ты и вовсе не была человеком. Ты была чьей-то идеей, идеей высшего разума, власть которого распространялась не на один наш мир; того, кого мы не смогли бы познать никогда. Ты не была не живым существом, а лишь мыслью – но мыслью Всемогущего. А мне открывались постепенно разные твои грани: то личность твоего обладателя, то характер Его действий. Я прозрел, но было слишком поздно… мы все были лишь марионетками в Твоих – или Его – руках… – Я пришла, чтобы положить ВСЕМУ конец, – сказала ты. – Через мгновение вас не станет. И нас не стало. Не стало ничего.

Каминная комната была наполнена тишиной, и только потрескивали дотлевающие в камине угольки. За окном стояла холодная, темная зимняя ночь, но здесь было и тепло, и светло от живительного огня. Тени, бросаемые этим светом, плясали на украшенном причудливыми зверями потолке и стенах, выбегали из щелей в дощатом полу, сновали по столу с бутылкой вина и одиноким бокалом, исчезали в темных углах комнаты. С высоких столбов, подпиравших потолок, свисали, будто бы с любопытством взирая на происходящее внизу, искусно вырезанные из дерева крылатые змеи. У камина полулежала, полусидела девушка в просторном синем халате, держа под правой рукой кипу листов, исписанных мелким летящим почерком – видимо, не так давно, потому что пергамент сохранил первозданную белизну. Девушка неотрывно смотрела на огонь, на бешено танцующие язычки пламени, которые вот-вот пожрут ее творение, и зрачки ее отражали этот безумный танец. Дрогнули тонкие белые пальцы, лежавшие на рукописи; на глаза набежала легкая поволока слез. Нет. Она должна с этим расстаться. Неудачный мир. Неудачная затея – и зачем она вовсе взялась за перо! Надо будет придумать что-то иное. Что-то более человечное… правдоподобное… Но перед глазами ее стояли эти живые, эти нейдущие из головы (несмотря на всю их неуклюжесть) образы Хранителей и Дикой Охоты, а также юного мальчишки, пробиравшегося по лесу в поисках Силы, но наконец решившего остаться в Лесу. Нет. Никакого сюжета. Никакого сколько-нибудь интересного поворота в окончании – обычная концовка, даже хуже обычной. Но почему внутри нее что-то… будто бы обрывается? Решившись наконец, она подобрала листы, лежавшие под рукой, и швырнула в огонь – не с яростью, просто зная, что не сделав это быстро, она не сделает этого никогда. Листы постепенно чернели, скукоживались, превращаясь в никому не нужный пепел. Развей по ветру – не останется и следа… от пепла? от рассказа? от МИРА? Девушка запрокинула голову и оперлась на стоявший сзади диван, обитый кожей. Теперь она уже не сдерживала наивных, по-детски глуповатых слез, и две капли из ее кристально-чистых голубых глаз проложили влажные дорожки на щеках. Слезы смогла остановить лишь мысль, внезапно пронзившая ее сознание. Страшная мысль. И издав тихий стон – невозможно было сдерживать поднявшуюся в душе горечь, – она повернула голову и долго еще всматривалась во тьму, стлавшуюся за окном. Это было невыносимо. Это жгло ее, выжигало изнутри, хотя она знала, что утром от ее размышлений не останется и следа. А вдруг кто-то сможет ее жизнь тоже...СЖЕЧЬ?

28 декабря 2004г. – 2 января 2005г.

<<< вЕРНутЬсЯ нА ГлАвнУю стРАНиЦу