1

«Посмотри на это небо, на это ясно-голубое небо: в нем и мудрость, и сила, и скромность, и величие. Забудься в нем, в этой бездонной лазури, утони в легких облаках, медленно плывущих и подгоняемых теплым ветром – ты чувствуешь в небе великую силу? И тебя наполняет та же сила, поднимается к голове, опускается в ноги, наполняет руки и все твое тело – спокойная, но великая сила. А разве тебе нужно что-либо еще? Зачем? В этом жизнь – в ничтожном мгновении, в одном вздохе, в одном взгляде с высоты птичьего полета. Зачем нужно что-либо еще, когда сознание твое теперь охватывает вечность, а сердце любит этот мир и все, что есть в нем, искренно и незабвенно? Ты ведь сейчас готов слиться со всем, что окружает тебя, готов преобразиться во что и в кого угодно. Так не думай более и просто обернись легкокрылой птицей, летящей в голубое небо и не умеющей чувствовать ни горечь, ни слабость, ни зло. Разверни крылья свои, два черно-сизых крыла, и лети вверх. Не допускай ни единой мысли в сознании своем, и просто подставь легкое тело свое теплым воздушным потокам, и пусть они несут тебя туда, куда захотят – доверься им. Почувствуй, как все то плохое, что осталось от твоей человеческой сущности, уносится с ветром в неизвестность. Вечно небо. Вечен и ты. И любовь, которой наполнено твое сердце, вечна. Когда ты проснешься, спускайся на землю, потому что время – то время еще не пришло. И во время полета взгляни на нее, дарующую жизнь всему живому. Какая она? Теплая и уютная, приютившая на груди своей все, что достойно этого – все то, что имеет в себе искру жизни, то есть – все то, что истинно счастливо. Чувствуешь ли ты в своем сердце отклик? Я знаю, что чувствуешь, ведь земля дорога для тебя так же, как и небо. Земля порождает и растит, а небо – то, к чему надо стремиться; и туда уходят все в конце своей жизни, чтобы вернуться позже рожденными заново. Тело твое стремится к земле, а душа – к небу. Так и должно быть. Человек не привязан ни к чему; на земле он любит землю, на небе – небо; но бывают и моменты, когда любовью своей может охватить весь мир. И бывают люди, для которых эти моменты растягиваются на всю жизнь. Ты из таких, друг мой Рэл. Но взгляни еще раз на землю. На ней как будто праздничный наряд – платье из круглых колючих цветов и изумрудной травы, на которой застыли чистые капли росы. Это поле клевера, волшебного растения, которое может стать проводником в другие миры. Пусть будет так, и пусть поле это будет твоим местом, и клевер принесет тебе удачу. Упади на землю и прильни к ней всем телом. Обликом ты снова человек; почувствуй влагу росы на лице и одежде; почувствуй тепло, излучаемое землей и бесконечную материнскую доброту. Возьми в руки клевер, потрогай его мягкие круглые листья и цветы-шарики, ощути едва уловимый сладкий запах. Ты безмятежно счастлив, на губах твоих улыбка; да и могло ли быть иначе? Ты дома, потому что дом твой – это поле, поле клевера. Неистощимый и почти суровый огонь горит в твоей груди, но он не сожжет то хрупкое и мимолетное счастье, которое ты испытал сейчас и готов пронести сквозь всю жизнь; нет, нет и нет – зыбко мятежно-влюбленное чувство твое, но ничто его не сломит. Однако укрепляй его, люби себя и всех людей, дом твой и весь необъятный мир. Он откликнется тебе и откроется со всей своей гармонией и красотой, светом и добром. К тебе будут приходить знания – бережно собирай и храни их, но храни не скупо, прижимая к груди и скрывая даже от ближних; неси знания людям, обогащай опыт человеческий. Служи людям. Я знаю, что недоволен ты в последнее время теми, кто тебя окружает, но верь в исправление людей, потому что они могут меняться, и делай все, что в возможностях твоих, а можешь ты очень многое. О, все то, что делали в свое время великие люди, можешь и ты, стоит лишь поверить в себя и в свои силы. Поэтому верь в себя, друг мой Рэл, но только не допускай эгоизма и тщеславия, а также подкрепляй свои мысли и слова делом. В мечте о праведности, запомни, нет и полшага к ней – на долгой тернистой дороге… Нужно иметь четкую цель и знать свои будущие действия, то, как осуществятся твои планы. Ты знаешь свою цель: я вижу это в безумном и добром блеске твоих глаз. Ты знаешь свою цель. Ты посвятишь жизнь служению людям. И с этих пор для тебя не будет преград, которые ты не сможешь преодолеть, не будет ничего, что сможет помешать тебе на этом воистину великом пути. И, конечно же, ты не отречешься от своей глобальной цели, потому что это место, поле клевера, останется в твоей памяти и твоем сердце, как и мои слова. Ты сможешь приходить сюда и подпитываться силой, а также задавать вопросы и получать ответы. А сейчас получай мое благословение и иди. Удачи. Чудом теперь будет вся твоя жизнь…»

2

Первое, что увидел Рэл после пробуждения, была голубая гладь воды, чуть колеблемая прохладным ветром. Начинал моросить легкий, почти летний, дождик, «слепой», как его называют – когда светит солнце и туч на небе не видно. Морок прошел: не видно было больше ни старца, сидящего по ту сторону ручья, ни мудрых и хитрых глаз его, ни седых волос, ниспадающих до земли; голос, говоривший странные слова, затих; пропали и загадочные картины, проносившиеся перед мысленным взором Рэла. Но блаженное и счастливое чувство осталось. И знание того, что все, что он увидел и услышал – правда. Теперь Рэл понял истинную свою цель, цель на всю жизнь. Легко в душе его было от осознания этого и ожидания чуда. А чудом, как сказал старец, теперь будет вся его жизнь. Мимолетом вдруг вспомнилось странное выражение, когда-то прочитанное им. «Магия – это умение оказаться в нужном месте в нужное время в нужном состоянии сознания». Действительно, с утра все обстоятельства складывались так, что непременно должно было произойти нечто необычное. Все вызывало у Рэла радость и предвкушение чудесного: и солнечная погода утром, так необычная для середины осени, и волшебство этого удивительного леса, и то, что из уст рвалась на волю песня, спокойная и прекрасная, трепещущая на осеннем ветру и летящая навстречу солнцу. Теперь надо было идти дальше, потому что обычная прогулка за грибами обернулась совершенно иным. Рэл видел третьим глазом, как лесная тропа расширяется и преображается в широкую бесконечную дорогу, у кромки которой – у горизонта – сияет солнце, освещая прекрасный пейзаж вокруг. Вдоль пути стоят высокие деревья и роняют резные золотые листья; некоторые из них попадают прямо в ручей и уносятся быстрым течением прозрачной воды; другие мягко ложатся на холодную землю, дополняя складывающуюся мозаику – чем-то это напоминает эльфийскую игру Шент. «А когда-то ведь мое имя было другим, – понял Рэл. – Оно было совсем простым, и в нем не было такой глубины, а смысл, казалось, отсутствовал вовсе. Рэлом назвал меня старец, а до этого Рэлом я не был. Или, может, был, но просто не знал этого? Так или иначе, теперь это мое истинное имя. Отныне люди будут звать меня так». «Люди? – размышлял он уже на ходу. – А интересно, кто же такие люди, кому я должен, хочу и буду служить? Я помню свои ассоциации до этой безумной встречи: они представлялись мне как серая безликая масса копошащихся муравьев, в которой каждый занят собственными делами и плюет на других; теперь же я вижу, что люди – это миры, и среди них нет плохих. Они все разные, разные – этого я не понимал раньше, и в этом заключено великолепие человеческое; и ни один человек не похож на других, и каждого можно полюбить по-своему. Но прежде, чем полюбить людей, нужно полюбить себя, с достоинствами и недостатками, внешне и внутренне. А для этого необходимо осознать, насколько ты весь гармоничен: как эстетично твое тело и чиста душа, крепки ноги и руки, ясен взгляд. Простить себе иногда даже сложнее, чем другим, но надо признать свою абсолютную невиновность, потому что нет вины ни на одном человеке. Ее вообще не существует, ее выдумали люди, которые не любят ни себя, ни окружающих. Полюбить все живые существа – значит, простить их. И я простил». Рэл задавал себе вопросы и сам находил ответы, потому что все они были в нем. Главным, что его беспокоило, было то, куда идет он и почему, обнаружив служение людям своей целью, не находится среди них. Но все было просто. Ему предстояло первое испытание, которое, как он знал заранее, выдержит. Дойти до своего места и вернуться назад, к людям. Теперь, когда желание было, нужна стала сила. Опять-таки в памяти всплыла прочитанная где-то фраза: «Чтобы стать магом, мало иметь намерение – нужна еще и личная сила». «А я маг?» – возник в сознании Рэла вопрос, и тут же нашелся ответ: «В традиционном понимании – нет, но если хочешь называть себя так, называй». «А хочу ли? Пожалуй, что нет; да и какая, в конце концов, разница?» Осенний ветер гнал с востока тучи. Любой другой сказал бы, что погода ухудшается, но Рэл так не считал. Разве погода вообще может быть хорошей или плохой? Есть своя прелесть и в теплом солнце, и в суровой угрюмости дождя. Чем ясное летнее утро лучше морозной зимней ночи? Ничем. Дождь становился все сильнее и прохладнее, но Рэл шел, мок и радовался. Благодарил небо за ниспосланную живительную влагу. И радовался. Разве можно быть несчастным, гуляя под дождем? Разве вообще можно быть несчастным человеку? «Этот мир состоит из любви», – вспомнилась строчка из малоизвестной песни. По левую руку все так же звонко журчал ручей, бежа по гладким черным камням. Сверху все так же плавно опускались листья: золотые и багряные, они кружились в воздухе и ложились ковром под ноги Рэлу. «Есть два вида гармонии, – понял Рэл. – Одна, урбанистическая, преобладает сейчас. Это геометрическая правильность зданий, внушительные размеры сооружений, бросающаяся в глаза яркость и дикость красок. Здесь часто искусство подменяется дерзостью и пошлостью. Но я призван служить другой гармонии, более тонкой и загадочной. Тут важен не внешний, а внутренний порядок вещей; здесь гармония создается тонкими невидимыми связями между частями единого целого. Это очарование древности редко понимаемо людьми, и поэтому заменяется грубой философией современности. И мало кто в наши дни предпочтет тихую размеренность и спокойствие леса буйной и похотливой жизни города. А зря, ведь перед тем, кто проживет среди дикой природы достаточное количество времени, может открыться другая, исподняя сторона леса, сторона, видная лишь тем, кто умеет видеть». Кто видел, как рассветное солнце золотит верхушки шумящих от ветра деревьев? Кто смотрел на гладь воды в реке, когда в нее погружается алый диск солнца на закате? Кто купался в прохладной воде родника и наслаждался ощущением, как с тебя смывается вся грязь, усталость и все грехи – а ты будто бы рождаешься заново? Кто радовался каждому мгновению, проведенному в лесу, каждой собранной ягоде, каждому увиденному камню? Достойны сожаления те, кто заперся в четырех стенах и не бывал вне их, но более того – те, кто были на природе, но не увидели ничего за внешним беспорядком и хаосом. Человечество все больше отходит от корней своих, и современным детям неинтересно уже исследовать лесные тропы; все меньше становится людей, говорящих с камнями и деревьями, знающих языки зверей. Кто знает, что таят за собой кусты у тропы? Кто с уверенностью может сказать, что за густой травой не скрывается зверь, готовый к атаке, что не следит за ним пара желтых и хищных глаз? А кто уверен точно, что маячащие впереди ветви не схватят его? Много тайн у леса, много в нем неизвестности, и это завораживает. Правда, Рэл шел спокойно, потому что он был теперь добр ко всему миру и был уверен в небезответности своих чувств. Но не мог он сказать с уверенностью, что густые ветви не скрывают за собой прекрасных эльфов, что шум листвы не заглушает их песни; что круги примятой травы вытоптали не они, танцуя свои великолепные танцы. Чудом теперь будет вся его жизнь…

3

Это был ясень. Старый высокий ясень с тонким стволом и резной листвой, почти полностью уже сброшенной. Он одиноко стоял на холме, возвышаясь и нависая над серебрящимся внизу ручьем. Это было удивительной живописности место: дальше, под круто обрывающимся склоном, расстилалась зеленая равнина, а вдали сквозь легкую дымку виднелись обросшие лесом холмы. По правую руку черной дырой зияло озеро, гладкое, как стекло – единственная мрачная деталь в этом пейзаже. Не считая нависших туч, уже, правда, расходившихся. «Какая все же переменчивая погода», – с улыбкой подумал Рэл. Место под ясенем было будто бы создано для привала, и он послушался молчаливого совета природы; привалившись к стволу, сел на слегка промокшую от дождя траву. Ноги болели; он с удовольствием протянул их и закрыл от блаженства глаза. Было бы совсем хорошо, не будь комаров, но в такой близи от воды их просто не могло не быть много. Да и муравьев, букашек разных было прилично, так и норовящих поползать по уставшему Рэлу. Дрема легким шелковым полотном начала уже его окутывать. Радужные видения стали проноситься перед его мысленным взором, потусторонние звуки стали ласкать его слух. И сквозь этот хаос прорвалась одна упорядоченная мысль, повлекшая за собой и другие: «А может, я и раньше спал?» «Может, все, что случилось со мной сейчас, всего лишь пригрезилось мне у ручья? Сейчас открою глаза – а я все еще там. Но как бы то ни было, того меня, того, не Рэла, уже никогда не будет. Самые интересные, самые шокирующие и гениальные мысли приходят во сне. Так что неважно, во сне или наяву происходит со мной все это. Нужно ли мне теперь различать это?» И Рэл понял важную вещь. Что все, происходящее во сне, может произойти и в жизни; дело лишь в мировоззрении и готовности к чуду. Мир наяву столь же пластичен, как и в наших сновидениях; лишь мы и наша ограниченность мешает проявиться ему во всем многообразии и всей загадочности. Мы творцы, мы боги, и просто не знаем этого или не хотим верить. Может, кто-то заставил забыть? Может, кто-то стер из нашей памяти наши истинные имена и истинный язык, уничтожил плоды наших деяний? Или не уничтожил? Как знать, тысячи рабов возвели египетские пирамиды или один мечтатель? Выдумка ли Атлантида или неудавшееся творение человекобога? А Библия, может, написалась в одну ночь под впечатлением от внезапной и безумной мысли? В скандинавских мифах лучше всего видно, что боги – это люди, каждый со своими достоинствами и недостатками, сильными и слабыми сторонами… Поверь в те бездонные силы, что сокрыты в тебе, и поймешь, что ты бог. Что одним лишь словом или мановением руки можешь превратить мир в рай для всех людей или уничтожить его вовсе.
– Значит, ты не маг, а бог – это запросто? – раздался из-за спины Рэла глухой и насмешливый голос. Тот вздрогнул, но не удивился и не обернулся.
– Получается, так, – ответил он с улыбкой. – А с кем я имею честь говорить?
– С тем ясенем, к которому ты прислонился спиной. Можешь звать меня Игг. Настоящее мое имя подлиннее, но тебе незачем его знать. Да и не особенно оно благозвучное. А как звать тебя, путник, и куда путь свой держишь?
– Что ж ты, мысли читаешь, а имени моего не знаешь? Рэлом зовут, а иду я на клеверное поле. Не подскажешь ли, в какой оно стороне?
– А ты что ж? Идешь, и сам не знаешь, куда… Но верно идешь. Прямо к полю клевера.
Последовала минутная пауза. Дерево, может, не хотело ничего говорить, а Рэл был бы рад поддержать разговор, но не знал, как. В конце концов он ненадолго открыл глаза и посмотрел на бездонное голубое небо, по которому плыли облака. Туч не было. Рэл поймал себя на интересном ощущении, будто смотрит на небо последний раз в своей жизни.
– Это действительно так, – сказал Игг. – Когда ты выдержишь испытание, то умрешь. Родится уже новый человек, новый Рэл. И небо для этого нового Рэла будет выглядеть совсем иначе, потому что он иначе будет смотреть на все вещи. Да ты и без меня знаешь это…
– Да… Но я уже другой. Неужели мне нужно измениться снова? Не хотелось бы терять себя, ведь только что, казалось бы, нашел…
– Извини, ошибся. Значит, не знаешь. Ты переродился один раз и стал хотеть. Просто хотеть: хотеть жить, любить, радоваться. Но ты должен переродиться еще один раз, чтобы уметь все это в полной мере.
– «Чтобы быть магом, мало…»
– Ну да, вроде того. Так что вперед, но я хотел бы еще поговорить с тобой. У меня несколько вопросов.
– Ну?
– Твоя цель – служение людям?
– Да.
– А точнее? «Служение людям» звучит абстрактно.
– «Точнее» будет еще более абстрактно. Стремиться изменить мир в лучшую сторону, так, чтобы каждый человек был в нем счастлив и не мешал другим быть таковыми. Это идеал. А так… возрождать в людях светлые чувства, надежду на лучшее будущее – насколько можно больше.
– То есть, будь это в твоих силах, ты осчастливил бы весь мир, верно? Чего бы это ни стоило?
– Да.
– О, это великая и достойная цель. Смог бы ты пожертвовать одной маленькой ничтожной жизнью ради этой цели? Бродяги ли, короля – все они равны?..
– Да.
Ветер засвистел в ветвях ясеня, и голос Игга умолк. Ответ Рэла потонул в пустоте, и тот задумался. Если необходимость такого выбора встанет перед ним, не испугается ли он, не поддастся минутной слабости прежнего его существа?
– Минутной слабости ты поддался сейчас, – прозвучал холодный голос Игга. Он стал заметно тверже и суровей. – Никакая, даже самая великая цель не стоит священного дара жизни. Царство света, построенное на костях – пусть всего лишь одного! – человека есть царство тьмы. Не слушай этих современных схоластиков, вещающих о принципах меньшего зла. Меньшее зло рождает большее. Запомни это на всю жизнь! Не верь хитрым искусителям, говорящим о поддержании равновесия и оправдывающих деяния темных. На стороне хаоса, зла и тьмы всегда было довольно людей и не стоит беспокоиться об этом. Пусть каждый стоит на своем месте, не надо лишь путаницы. А те, кто якобы сражается за равновесие, желают лишь мир у ног своих. Бейся за то, за что ты призван биться, и тогда действительно воцарится равновесие.
– Биться? Но ты же сказал, что я не должен лить кровь…
– Биться можно и без крови, без меча или автомата в руках. Биться можно… хоть словом. Привыкай к иносказаниям.
– А ты… ты тоже бьешься? На стороне света?
– Да. Я стою здесь и никогда не схожу с места, но бьюсь. Бьюсь даже сию минуту, даже особенно сейчас.
– Так твоя битва заключается в благословении? Ты наставляешь других и поэтому бьешься?
– Это так. И бьюсь всегда за свет. Ты же знаешь – хотя нет, пока еще не знаешь… – мир черно-бел, Рэл. Черно-бел и никак иначе; люди, пытающиеся сохранить нейтралитет или как-то уйти от этого разделения, все равно делают либо плохие, либо хорошие вещи…
– Черно-бел? Неужели так просто? Не слишком ли просто признать мир разделенным на «явно хорошее» и «явно плохое»? Не впадание ли в детство?
– Нет, впаданием в детство было бы признание, что вообще есть плохие люди, а я сейчас не совсем о них… Но знаешь ли, Рэл, многим взрослым не хватает детского взгляда на жизнь – он хотя бы чище и проще, хоть и не лишен многих предрассудков тоже.
– Так, значит, мир проще, чем кажется? Ты это хочешь сказать?
– Наоборот. Ведь признать существование абсолютного зла и добра на самом деле сложнее, чем отвергнуть это; и могут это сделать только весьма мужественные люди. А еще сложнее понять, что именно является злом, а что добром.
– Да… Похоже, что я начинаю тебя понимать. Раньше мне казались невыносимо скучными сами названия: «свет», «тьма», «добро», «зло»… Я искал нечто третье, а теперь уже, когда пережил это, начинаю понимать, что третьего нет. Его выдумал мой подростковый дух отрицания – «все хочу по-своему, все не так».
И тут Рэл замолк и задумался над последней фразой. Вначале он даже не понял, за что так зацепилось его сознание, а потом «дошло». «Подростковый дух отрицания, – повторил про себя Рэл. – Сколько же мне лет?»
– Пятнадцать только что исполнилось, – подсказало дерево.
Почему-то для Рэла это стало ударом. Он не задумывался особенно об этом, но подразумевал, что ему лет двадцать-тридцать… Как же он мог дойти сам до всех этих мыслей, приходивших к нему в голову?
– А разве это важно? Возраст твой остался в твоем прошлом; пятнадцать ли, восемьдесят тебе – разницы здесь нет. Добрые дела нужно делать в любом возрасте. В детстве люди говорят: я еще слишком мал, в старости: я уже слишком устал, в расцвете сил: нет времени. Но все они лгут, потому что на самом деле просто боятся быть добрыми, боятся светлых порывов души своей. Ты уже не боишься, тебя лишь смущают игры разума, и у тебя нет необходимой силы.
– Игры разума? Что ты имеешь в виду, Игг?
– То, о чем мы только что с тобой говорили. Мнимый закон равновесия, «белый и черный – всего лишь цвета» и прочее. Твой дух противоречия… А возраст твой и тут ни при чем.
Сильный порыв ветра, и Игг с Рэлом замолкли. Близился конец разговора, и Рэл чувствовал, что скоро настанет пора идти.
– Так где, как ты сказал, Игг, располагается поле клевера? На севере, там, куда я иду?
– Куда ты идешь, – подтвердил Игг, и Рэл впервые услышал от него что-то похожее на смех. – Но вовсе не на севере.
– Как?..
– Ты идешь к себе, дорогой мой друг Рэл. Поле клевера в тебе самом.
Помолчали.
– Неправда ли, чудной у нас вышел разговор?
– Да нет, я уже так не считаю, Игг… Чудом теперь будет вся моя жизнь, надо привыкать.
– А и то верно…

4

Больше ясень не промолвил ни слова, а Рэл и не ждал этого. Медленно, не торопясь, он встал с круга примятой им травы и стал разминать затекшие ноги. Ветер дул уже совсем холодный, но Рэл не мерз; наоборот, на него почему-то напала сильная жажда. Отряхнув одежду, он направился к ручью. Спуск был крутой и скользкий; не думая долго, Рэл просто спрыгнул. Штаны его забрызгала грязь, но он не обратил внимания. Подойдя вплотную к ручью и нагнувшись к его прозрачной и спокойной воде, он начал пить. Родниковая вода самая вкусная, и Рэл в очередной раз убедился в этом – более того, он никогда не пил такой вкусной воды! Странно, но это было действительно так; может, дело было лишь в его новом взгляде на вещи; в том, что он решил отныне все исконно природное предпочитать городскому? Так или иначе, во вкусе воды этой смешалось все, что любил Рэл; она была и сладкой, и кислой, и горькой одновременно и сочетала в себе тысячи вкусов и сотни запахов. У Рэла даже закружилась голова и начали приходить радужные видения, такие, наверное, какие и наркоману не привидятся. Вначале они беспорядочно смешивались друг с другом и действительно были похожи на бред, но потом выстроились-таки в четкий ряд, приобрели порядок и смысл. Рэл на минуту забыл про окружающий мир, лишь одна мысль пробилась в его сознании: «В прошлый раз, когда я встретился со старцем, было то же самое?» Сначала ему привиделся серый мрачный город, в котором он родился, с вечно уставшими и хмурыми людьми, оплеванными грязными улочками и смогом, плывущим над гигантами-домами. Ужасное впечатление производил на Рэла этот город и раньше, и теперь; но люди, живущие в нем, рождали в сердце юноши уже не ненависть, а сожаление и желание помочь им. Бесконечную любовь испытывал к ним Рэл теперь, а иначе быть и не могло, коль жизнь свою он посвятил служению им. Он знал, что все их проблемы, горести, ссоры и даже войны – пыль, пыль перед тем великим светом, что несет каждый из них в сердце. Все злое недолговечно и быстро забывается, а добро живет вечно. И эти города скоро исчезнут с лица земли со своей грязью и развратом, а люди будут жить и вернутся к природе, и будут лечить ее, спасать от самих себя. Все наладится в конце концов, все станет на свои места; отрицанием отрицания замкнется круг. Вторая картина потрясала красотой и великолепием. Ярко-голубое небо, изумрудная трава, высокий холм – и замок, устремляющийся в небо сверкающими острыми шпилями. Дракон с блестящей на солнце зеленой чешуей расправляет над ним крылья… На нем – всадник в латах и гребенчатом шлеме; достает он из ножен длинный меч, серебрящийся под солнечным светом, и летит, летит навстречу северному ветру… А в замке много людей, все в роскошных одеждах и со светскими манерами; ведут разговоры о высоком на прекрасном языке, танцуют и пьют за здоровье Короля и Королевы, сидящих тут же, во главе стола. А Король и Королева радуются, благословляют их всех и поворачиваются уже прекрасными лицами к Рэлу. Тот понимает, что его зовут: глаза Короля и Королевы светятся дружелюбием и даже любовью к нему; руки их распростерты, будто бы для объятий, но тот чувствует, что его место не здесь. Он четко ощущает это, хоть и поглотила его бесконечная любовь к этому месту и этим людям. Наверное, все могло сложиться иначе, и замок стал бы ему родным домом, но увы. Может, в следующей жизни… Но третье видение было самым главным среди всех и потрясло воображение Рэла больше всего. В картине этой он увидел самого себя, веселого, бредущего вверх по каменистому склону. Рядом с ним, совсем близко, держа его за руку, идет еще одна фигура в золотых одеждах; судя по всему, девушка. Склон достаточно крутой, они должны были давно уже устать, но идут все равно уверенно и бодро, с каждым шагом будто бы даже обретая силу. К небу, вечному небу и живительному солнечному свету; туда устремлено все движение, от земли – к небу… В мечтах и в реальной жизни, детстве и старости, печали и радости – едино все стремимся к нему, незыблемому, ибо в нем – вечность; там происходит рождение и перерождение, и небо – символ света, как земля – символ тьмы. Рэл с девушкой все поднимаются и поднимаются вверх, и готовы превратиться уже в два чистых лучика света, возвращающихся к солнцу, но тут путь их обрывается: они достигли вершины. Озираются вокруг с опаской и даже удивлением, не веря тому, что достигли своей, пусть и не окончательной, цели. Назад не смотрят; то, что осталось позади, не стоит их взгляда; они смотрят вперед, на горы, реки и поля; как все красиво и радует глаз. Но самое главное – то, для чего пришли они сюда – внизу, простирается прямо под возвышенностью, на которой они стоят. Цветет и благоухает. Поле клевера.

Поцелуй, долгий горячий поцелуй в губы ощутил Рэл при пробуждении. Никто никогда раньше не целовал его так. Поэтому очнулся он с каким-то сладким удивлением и с тем же чувством стал разглядывать лицо девушки, сидевшей перед ним. Оно было ему будто и знакомо, и незнакомо – странные ощущения пробуждались в нем при взгляде в бездонные серые глаза. Ей, наверное, было столько же лет, сколько и ему; тело ее было легким и стройным; распущенные рыжие волосы доставали до пояса. Она слегка покраснела, когда Рэл взглянул на нее.
– Ты… проснулся…, – прошептала девушка.
– Проснулся, – подтвердил Рэл и стал мучительно припоминать, что случилось с ним после разговора с ясенем. Ладно бы еще то, что он заснул неизвестно когда и каким образом; но он помнил, что над головой его было чистое небо – а теперь нависали темные каменистые своды пещеры.
Протирая глаза и прогоняя остатки сна, Рэл приподнялся и стал озираться. Они с этой странной девушкой были действительно в пещере; и отсюда шли два выхода. Головой он лежал к одному коридору, в конце которого брезжил свет и виднелось нечто зеленое; ногами – к другому, более извилистому, ведущему в неизвестность. Где истинный выход?
– Как тебя зовут? – обратился Рэл к сконфузившейся девушке.
– Инирэль… Хотя, может, и нет… Раньше меня не так звали…
– Меня Рэл. Забудь про то, прошлое имя. Тебе оно уже не нужно.
– Я знаю.
Инирэль снова подняла глаза, и их с Рэлом взгляды снова встретились. «Что такое странное в этих глазах? – недоумевал Рэл. – И что за странное ощущение возникает, когда я смотрю в них? Уж не…» В прошлой жизни, то есть до встречи со старцем, Рэл ни разу не влюблялся. Он знал много хороших девушек, добрых, умных, и знал близко; дружил с ними, но никогда не влюблялся. А в него влюблялись…Он даже находил это странным, удивлялся и печалился, что чувство любви ему незнакомо… и вдруг свалилось оно на него, как снег на голову. «Но кто же она? Я же не знаю ее совсем! Но одно я знаю точно: путь у нас един, иначе я бы ее здесь не встретил. Она одета в золотое, и это будто бы что-то значит. Что – не знаю, но какое-то воспоминание. Мы вдвоем идем по склону холма». Чудом теперь будет вся его жизнь… вся ИХ жизнь.

5

Разве любовь к одному человеку может сравниться с великой и благородной любовью ко всему миру? Наверное, может. Потому что человек – это мир, потому что можно наслаждаться каждым мгновением, проведенным рядом с ним так же, как каждой минуте, проведенной на природе; ловить и удивляться каждому слову, как ловишь и удивляешься песне каждой птицы в лесу. Следить за каждым его движением, как следишь за знаками природы. А поцелуй любимого человека – разве вообще что-нибудь может сравниться с ним? Просто сидеть рядом с любимым и держать его за руку – разве может что-нибудь заменить это? Именно поэтому Рэл забыл обо всем от любви к Инирэли, даже – но лишь на секунду – о своей цели. Весь мир как бы потеснился, подвинулся в сердце его, освобождая место новой любви. Не менее великой – истинно так; и чувство это было взаимно. Рэл видел это. И сели они с Инирэлью на большой камень, держась за руки, каждый думая о своем, а, может, и об одном и том же. А они могли прочитать мысли друг друга, но не хотели этого делать. «Где же мы оказались? – думал Рэл. – И зачем, и что делать теперь? Два выхода – и какой из них верный? И есть ли верный выход? Из одного – откуда брезжит свет – мы пришли, похоже, а другой слишком мрачен: нужно ли нам идти во тьму, если мы ищем свет? Что выберет Инирэль? И что выберу я?» Свобода выбора – сложная вещь; когда ее нет – нужна как воздух, когда есть – страшнее мучения не придумаешь… «Хочешь избавиться от нее? – прозвучал в сознании Рэла сильный и спокойный голос. – Я могу услужить тебе в этом; чистота твоего сердца и Те, Кто Охраняют Путь оградят тебя от сомнений. Я скажу тебе, какой путь истинный – тот, что ведет во тьму. Потому что тебе предстоит испытание – пройти через тьму и вернуться просветленным. Там твое поле клевера, хотя вернее сказать – оно в тебе. Иди и не сомневайся». Рэл не стал спорить. Ведь можно хоть раз в жизни поверить чужому мнению, поддаться, последовать совету, возможно, весьма мудрому притом? Хоть раз «поплыть по течению»?.. Может, порой так и надо поступать? Может, порой не нужны долгие раздумывания, не нужно «а я хочу по-своему», сражения с неизвестностью? Ведь лучше иногда действовать, неважно как, но действовать, а не размышлять? Рэл с Инирэлью вскочили одновременно, и руки их разнялись. «Я знаю, где выход!» – закричали они одновременно. И вновь взялись за руки и взглянули друг другу в глаза. Они боялись одного и того же… но нужно было действовать, действовать, действовать!
– Где? – тихо спросила Инирэль.
Рэл молча указал на путь, ведущий в неизвестность – впрочем, теперь-то он знал, куда он ведет. Инирэль покачала головой.
– Нет… он там, – и показала противоположное направление.
Впервые после осознания своего пути Рэла вдруг обуяла безграничная ярость. С негодованием отбросил он руку Инирэли – ту, что держал в своей – а за что? Не понимал и он сам и не хотел понимать. Весь мир вокруг сжался для него в одну точку – выход, истинный выход. Там его поле клевера, его место, его сила! Пусть Инирэль идет назад, а он пройдет испытание, очищение тьмой! Что ему до девушки? Он найдет другую, хоть десять таких, хоть сотню, ведь он велик, ведь он центр вселенной теперь! А может, не найдет, а создаст? И они будут исполнять его сокровенные желания – о да… Ведь стоит лишь шагнуть во тьму, а там бездны силы, его силы! Не говоря ни слова больше, полностью поглощенный своими мыслями, Рэл повернулся спиной к Инирэли и зашагал к выходу. Теперь он покажет им всем, всем тем, кто остался позади – на что он способен! Теперь вся его жизнь будет исполнением давних желаний… Люди, ненавистные Рэлу, получат теперь по заслугам; а те, кого он любил, будут радоваться, глядя на него! Он ведь может стать справедливым судьей, карать виновных и одаривать униженных – это будет теперь в его силах и в его власти. Теперь он может многое, и поэтому не будет слушать никого, – что сказал тогда старец? Все, что делали в свое время великие люди, может и он? О да, Рэл теперь чувствует это. Но что старец говорил ему еще? Хоть горы перевернуть, а моря осушить… Что старец говорил ему еще? Забыть все, сказанное ранее, теперь пусть игра будет по его правилам! «Неистощимый и почти суровый огонь горит в твоей груди, но он не сожжет то хрупкое и мимолетное счастье, которое ты испытал сейчас и готов пронести сквозь всю жизнь; нет, нет и нет – зыбко мятежно-влюбленное чувство твое, но ничто его не сломит. Однако укрепляй его, люби себя и всех людей, дом твой и весь необъятный мир. Он откликнется тебе и откроется со всей своей гармонией и красотой, светом и добром»… Забыл ты эти слова? Нет, помнишь; так отчего же решил пойти легким путем, отчего так легко сменил свою цель, казавшуюся незыблемой? Проще – да, именно проще было поддаться и последовать совету неизвестно кого – но правильно ли? Нет, ты сделал большую ошибку, расставшись с Инирэлью. Но не поздно повернуть назад. Этот голос заметно отличался от того, что прозвучал в сознании Рэла минутой раньше – это был его собственный голос. Внутренний. Рэл не обратил внимания на эти слова, или сделал вид, что не обратил, и продолжал упорно идти вперед, занятый собственными планами. Но и в его размышления – в размышления нового Рэла – вполз червячок сомнения. Он же решил не слушать никого отныне – а сам идет по пути, указанному кем-то другим… Может, стоит повернуть? Все же повернуть? Когда у тебя есть четкая цель, когда ты абсолютно точно уверен в своих действиях – вот действительно жизнь без горя. Но самое страшное – даже не недостигнутая цель, даже не злые поступки, а сомнения, которые могут одолеть на жизненном пути. Как бы ни была странна и даже страшна твоя жизненная цель для окружающих, следуй ей безоглядно, если не одолели сомнения тебя самого. Но если ты выбрал пусть и самый благородный и достойный путь, но сомневаешься, брось его тут же – он не твой. Если собираешься совершить поступок, о котором люди будут помнить века, но сомневаешься – даже не пытайся приняться за дело, потому что оно обречено на провал. Сомнения – это самое страшное. И Рэл повернул. Инирэль, пойдя по своему пути, сделала то же самое, и встретились они в пещере. Молча они обнялись – крепко-крепко; и с тех пор больше не расставались…
– Вот мое место, – спокойно сказал Рэл, уткнувшись в волосы Инирэли и чувствуя их цветочный запах. – Мое место рядом с тобой, а остальное неважно. В пещере, на лугу, в душном городе – все равно. Все равно… И не нужно мне поле клевера, если я там буду один. Не нужны мне никакие цели, не нужен путь, если он уводит меня прочь от тебя. К черту все умствования, все философствования – я просто люблю тебя, Инирэль! Просто люблю тебя.
– И я тебя, Рэл… Я рада, что ты сделал этот выбор. Не хочу идти больше никуда. Останемся в этой пещере; пусть мы и достойны презрения, но вместе теперь встретим все, и радость, и горе.
– Пусть так.
Обнявшись, заснули они на камне – две чистых души в полутемной пещере.

Действительно, как можно дарить радость чужим людям, когда сделал несчастным самого дорогого человека? Нет, это невозможно, как невозможно вообще помогать людям, не познав простой земной любви… Царство света, построенное на разбитом сердце одной лишь девушки – царство тьмы. Рэл с Инирэлью сделали верный выбор. На самом деле они выдержали свое испытание. И Рэл выдержал то испытание тьмой, о котором говорил неведомый голос в его сознании – не искусила его та сила, перед источником которой стоял он; черная сила… Любовь оказалась сильнее, причем любовь не ко всему миру, а к одной-единственной девушке. Проснулись эти двое вовсе не в пещере, в которой заснули, ибо морок рассеялся; каменные стены растаяли под утренними лучами солнца. Рэл с Инирэлью сидели в центре поля клевера…

июль 2004 г.

<<< вЕРНутЬсЯ нА ГлАвнУю стРАНиЦу