Легкий дождь. Легкий, «слепой», веселящий душу и играющий над кронами деревьев радугой дождь. Тихо барабанящий по листве и медленно-медленно стекающий вниз тяжелыми каплями. Нет, это вовсе не тот угрюмый осенний ливень, который обязательно сопровождается буйством стихии: громом, разрывающим небо напополам, и мерцающими вдали молниями. Тогда ветер воет так, что, кажется, окна сейчас сорвет с петель – свистит тысячами нечеловеческих глоток; на улицу же выходить и вовсе опасно: вот-вот пришибет упавшим деревом или вынырнет из ниоткуда коварная шаровая молния.
Нет. Сегодня был обычный летний день – теплый, чудесный, играющий многоцветьем красок окружающего мира и сотнями птичьих голосов воздающий хвалу Природе; а дождь служил лишь еще одним штрихом к этой совершенной и прекрасной картине. Вот над зеленым холмом выплыло творение дождя – величавая, не стыдящаяся своей неземной красоты радуга. И бросила мельком свой взгляд на землю, показав лишь скромный отблеск своего величия, представая перед взглядом совсем не такой, какая она есть на самом деле.
По небу летели тучи – вовсе не та мрачная хмарь, что застилает голубой небосвод осенью во время грозы; просто чуть потемневшие легкие бесшабашные облака, стремящиеся к вечному полету на запад, за горизонт, в бескрайние просторы Мирового Океана, который лежит за пределами человеческой земли. В просветах между их черных, чуть поседевших кудрей, виднелось небо – то, какое оно есть на самом деле, безмятежное и парящее высоко-высоко, что не достать ни одному человеку так же, как не достичь далеких глубин океана. Небо мудрое, небо спокойное и знающее ответы на все твои вопросы, но неизменно хранящее молчание.
А я просто шел и радовался жизни, каждой песне соловья и капле дождя, каждому мгновению, проведенному на моем месте. Я словно заново постигал все, что меня окружало, и с каким-то странным и радостным удивлением осознавал, насколько мой мир прекрасен. Как мелодично – на зависть любому земному музыканту – журчат мои далекие ручьи за холмом; как живописны леса вокруг, заплаканные от дождя и улыбающиеся сквозь слезы; как благородно и даже гордо возвышается холм передо мной с раскинувшим на нем широкие ветви вековым дубом.
Широкая лесная тропа вела меня вверх, и я долго взбирался по пологому склону холма, с каждым шагом, однако, чувствуя не усталость, а все более нараставшие бодрость и счастье. Кто проложил эту тропу? Не люди, не звери, не боги – эту тропу проложил я сам, пройдя пять месяцев назад испытание и получив в дар это место – мой мир, в котором я могу подкреплять силы и получать ответы на волнующие вопросы.
Следовательно, я был здесь не один – когда я подходил к дубу и, взяв от него силу и поблагодарив, усаживался на лежащий рядом камень, ко мне приходил наставник. Он всегда был разным, и число его обликов не было возможно сосчитать, но я почти всегда воспринимал его как старца, убеленного сединой и носящего длинную бороду, опирающегося на гладкий длинный посох – так мне было проще, ведь такими являлись и Мерлин, и Гэндальф, и все другие мудрецы, известные мне. Он всегда улыбался мне, приветствуя, и в его глазах я видел то, что не мог увидеть в глазах ни одного человека – безраздельное понимание и сочувствие. Доброту. Любовь. Этот старец был для меня большим, чем просто друг или наставник – он был для меня БОГОМ, тем совершенством, которое я никогда не смогу достичь на своем пути. Он был тем, кем должен был бы стать я, но никогда не стану, потому что это просто невозможно.
… Я легко взбежал по склону холма и добрался до вершины – туда, где стоял древний дуб, источник моей силы. Уже привычный жест – улыбаясь, я прислонился лбом к широкому шершавому стволу и обхватил его руками, закрыл глаза. Тут же сонмом духов на меня низринулись странные ощущения: будто бы руки мои начинают удлиняться, деревенеть и превращаться в ветви, сплетаясь с деревом, ноги – уходить в землю, ветвясь, переплетаясь с глубоко уходящими в недра корнями дуба. Я словно бы сам превращаюсь в еще одно дерево, растущее и зеленеющее рядом с первым – явление невозможное в обычном мире и вполне вероятное здесь.
Потом я сжимаюсь до размеров точки и проникаю внутрь дуба через маленькое дупло наверху ствола; там моя чистая и светлая душа встречает собрата и летит ему навстречу… и потом они словно два мотылька играют друг с другом, кружатся вокруг… кажется, что вот-вот я узрю ясное лицо, столь родное и так близкое мне – девушки, которая сможет полюбить меня? а может, друга, который сможет понять? Но оба, я знаю, если и есть, то за пределами моего места – они должны существовать в реальном мире, а не здесь. Так что все увиденное мной – не иллюзия, не морок, но видение чего-то иного, того, что может произойти в другом месте и в другое время.
Конечно, их не было здесь. Здесь был лишь я и моя Сила… и мой наставник.
Он пришел, как всегда, внезапно и при этом вовремя – только я оторвался от сладких грез и опустился на камень, как слева от меня послышался шорох его плаща. Действительно, это пришел мой наставник, опираясь на длинный изрезанный рунами посох. Взгляд его синих, как небо, глаз был устремлен на меня, но и еще – куда-то сквозь, куда-то далеко за пределы самого мироздания. Впрочем, я никогда не мог разделить его и себя: он, как внутреннее проявление всех моих чувств, стремлений и желаний, был словно зеркалом для меня… и при всем этом я признавал его самостоятельность. Парадокс.
– Пришел получить ответы на новые вопросы? – спросил он, сев напротив меня – и, разумеется, не поздоровавшись, ибо в этом не было смысла.
Я улыбнулся, догадавшись уже о подвохе таких слов.
– Может, и ответы. А может, и новые вопросы.
– Хорошо, что понял это сам, – одобрил дружелюбно старец. – Ведь все можно понять двояко: так и это место – для чего оно создано? Для чего ты приходишь сюда? Получить понимание, столь редкое для тебя в реальном мире, узнать ответы на гнетущие душу вопросы? Прикоснуться к источнику своей силы? Или твое место может лишь побудить тебя к размышлениям, только научить пользоваться силой, в тебе скрытой, а вовсе не дать ее тебе?..
– Нет разницы. Для меня нет разницы, – ответил я, прекрасно зная, к чему клонит мой учитель. Впрочем, и ему было известно, что я это знаю.
– Да. Ты прав. В этом действительно нет никакой разницы, потому что все это – слова, пустые слова, в которых нет голоса сердца. Правду можно описать разными словами, но все они отразят лишь отблеск этой правды, лишь одну грань из множества, не охватывая при этом все разнообразие и величие отображаемого. В общем, все те формы, которые принимает сила, не меняют ее сущности, совершенно иной, чем мы представляем. Так что правильнее будут действия, а не пустые слова – и именно в этом заключен путь сердца.
– Даже если эти слова помогают лучшему осознанию – себя, пути, своих действий?
– Ну… не всегда. Но нужно знать грань, здесь она расплывчата – и только интуиция сможет выбрать зерна из плевел, отделить нужное от ненужного. Порой полезно высказать накопившееся в себе и встретить понимание у собеседника, но ввязываться в долгие философские споры, приводя длинные доказательства в пользу своим словам – бессмысленно. Вообще все концепции, построенные на философии сердца, хрупки и подобны замку на песке. Потому что в конце концов ты запутываешься в возникающих противоречиях и начинаешь действовать вовсе не по велению сердца, а по пустым суждениям разума… Пути, по которому ты идешь, чужды обобщения, догмы и следствия, вообще все те «знания», которые якобы имеют абсолютную силу. Их нет на самом деле. В любой ситуации нужно только слушаться внутреннего голоса, поступать так, как говорит он, а не то, к чему ведут твои игры разума.
Я медленно кивнул, и озарение внезапно вспыхнуло во мне, как огонь из высеченной искры, которая упала на сухую траву… и начало разгораться все сильнее и сильнее, наполняя душу мне радостным и светлым возбуждением. Я знаю! Я ЗНАЮ!!! Все те слова, что произнес старец, с виду простые и давно мне известные, проникли мне прямо в сердце, заставив его трепетать так, как оно не трепетало никогда – ни от любви, ни от ненависти.
Вот оно! Слова моего бога выскользнули будто совершенно случайно из закоулков моей памяти, но насколько они были злободневны, насколько уместны… Я знал это еще во время моего становления на путь праведника и поэтому был свободен от всяческих заблуждений и «игр разума», а теперь – забыл. Забыл, и именно оттого начали возникать разные проблемы, именно оттого я сбился с истинного пути. Впрочем, заметить это смог, но вот исправить не получилось, потому что все попытки были механическими, идущими от того же разума. «Нужно поступать так, как поступил бы раньше…», «нужно прервать занятия фехтования», «нужно возвратиться к тем же книгам, что тогда читал…»
И ничего из этого не было верным, потому что верным быть не могло. Слишком много «нужно», когда мой путь таких слов не терпит, и слишком много именно пустых рассуждений – куда более далеких от истины, чем озарение, пришедшее ко мне сейчас.
Я захотел учить и ввязывался в ожесточенные споры, посвященные добру и злу – и пусть ни разу не критиковал другого, как мои соперники, с глупейшим апломбом и благороднейшим пафосом, пусть не кричал о своей абсолютной правоте и тупости остальных – но голос мой потихоньку глох, стремясь перекричать другие. А сердце постепенно, будто цветок, увядало и ждало перерождения… «В спорах рождается истина», – так гласит народная мудрость, но тут она оплошала. Когда противники в споре встают со своих стульев, засучив рукава и готовясь в священной драке отвоевать свою правду, это… уже явно не истина. Когда открываешь другу сердце, выносишь на божий свет свое тайное, сокровенное и неприкосновенное знание, а он в ответ тебя холодно, расчетливо критикует, это… не истина.
Но я еще и слишком много сваливал на других (хоть и не высказывая это вслух), когда был виноват во всем сам. Мое понимание мира, развившись слишком сильно, дошло до абсурда и начало разрушать само себя, и тьма начала разъедать меня изнутри… нетронутым осталось лишь мое место. Оно и спасло меня теперь.
Я запоздало удивился тому, что речь моего наставника была произнесена так быстро – и я даже не успевал осознать ее. А ведь он был моей частью, и разве в нем могло быть что-то, скрытое от меня? Видимо, могло – и это было именно так. Конечно же, он не являлся пустым плодом моего воображения, он был чем-то (а правильнее – кем-то?) большим.
Верным было и то, что кроме него, реально существующего, но в то же время не имеющего тела, у меня не может быть учителей. Я понял это уже давно, тогда, когда вырос из коротких штанишек и к каждому слову взрослых стал относиться со здоровым скепсисом. Не таким, как у некоторых моих знакомых-нелюдей – нет, я не бросался в священном порыве защищать свои идеалы, даже не лелеял в душе своей надежду о своей правоте; просто на многое начал отвечать спокойно не «да» или «нет», а «возможно, однако я считаю иначе». А на слова, оставшиеся без такого моего ответа, просто молчал…
Я иной, и всегда был иным. Со временем теряется ощущение благоговения перед каждой удачной фразой собеседника, появляется желание вставить свое слово и опровергнуть сказанное ранее… подростковый нонконформизм. Но со временем осознаешь также, что противоречие любым нормам, в обществе принятым, любой мысли, выраженной другим человеком – тоже зависимость, и ничуть не менее страшная, чем слепая вера в эти самые нормы. Осознаешь, что, может, вечные истины – на то и вечные, что не теряют своей верности из-за затертости, банальности и иногда циничности. Просто к ним нужно идти долгими и окружными путями, когда мы прем напролом, не видя ничего вокруг.
…– Задумался? – прервал мои мысли наставник. Я действительно слишком отвлекся и совершенно забыл, где нахожусь. Но это еще было не страшно – порой я засыпал здесь, за что, конечно, в следующее посещение немедленно получал прощение. – И ведь правильно задумался. Мне приятно, что я натолкнул тебя на столь положительные мысли.
Я хмыкнул, улыбнувшись. Старец извлек неизвестно откуда – скорее всего, из складок плаща – небольшую глиняную трубку, и раскурил ее, устремив взгляд далеко в небо над моей головой, пуская колечки. Тоже наследие Гэндальфа, великого мага Средиземья – мира, так далекого от меня и, скорее всего, вовсе несуществующего. Но тут… тут я словно бы приближался к нему даже больше, чем читая книгу или смотря фильм. Не потому что мое место было отражением всех миров, знакомых мне и мною любимых, скорее наоборот – я смотрел на прочитанное как будто сквозь призму своих идеалов, а мое место было совершенным их проявлением.
– Положительные мысли… да, ты прав, светло мне от них стало. Что это? Я будто бы рождаюсь заново, так змея сбрасывает свою старую кожу, чтобы…
– Да, – старец поднял руку, делая упреждающий жест. – До перерождения дойдет еще речь, подожди. Но ты все правильно рассудил.
Гляди: как живописно место это, как прекрасна природа здесь; вспомни, как ты радовался и красоте земных мест… Над головой твоей небо, высокое, недостижимое и великое; под ногами твоими стелется трава, такая зеленая и сочная; вокруг – подернутые легкой дымкой леса, в которых нашли себе место и береза, и дуб, и ясень, равно могучие и древние деревья. Гляди, каким изобилием красок блещет это место, переполняя душу счастьем и великой любовью к природе. Да – ты видишь это. Ты знаешь это. Ты чувствуешь это.
Слушай: о чем шепчутся меж собой деревья, задетые несильным ветерком, о чем травы говорят друг с другом, качая головками неярких, но по-своему прекрасных полевых цветов? Будто кивают своим, неведомым никому мыслям… О чем журчат ручьи за холмом, о чем их мелодичная звенящая песня? О неведомых прекрасных далях? О необозримости мира? О любви к жизни? Наверное, все это вместе и еще что-то большее… То, что объединяет шелест травы и листьев, пение птиц и звон ручьев в единую, неразделимую симфонию вечности.
Чувствуй: ветер доносит до тебя запах свежести и свободы, летящий со стороны леса. В запахе этом все – и сладость побед, и горечь поражений; и радость встреч, и грусть расставаний; и зло, и добро. Как во всем окружающем тебя, в нем Дорога.
Так нужны ли тебе философствования после всего того, что ты понял?
– Нет, – вырвался из меня единственно правильный ответ в такой ситуации. – Нет! Ты прав, я шел не путем сердца, впрочем, теперь неважно даже это. Я думал, что сбиваюсь с пути и пытался исправить это, в тоже время как меня сбивало именно это знание – ненастоящее, идущее от разума, но не сердца. Теперь – чувствую, знаю, что все те цели, которые я перед собой ставил, все те правила, которые золотыми буквами выводил для себя – ошибочны. Потому что ничего это нет. Потому что истина не в этих условностях, а… в запахе цветка. В свежести воздуха после дождя. В отблесках света, отражаемых облаками при закате солнца.
– А как же… твой великий путь? – со скрытой улыбкой во взгляде, явно ожидая от меня определенного ответа, произнес старец. – Что же такое для тебя великий путь?
– Великий путь?... – медленно растянул я, и ясная, простая и при том красивая метафора вспыхнула у меня в сознании. – Великий путь – это полет мотылька в бескрайнее небо.
С неведомо откуда взявшимся испугом поднял я глаза на наставника. Глаза его светились радостью, и радостью, как я понял, за меня.
– Ты все понял. Ты понял! А я наконец-то смог до тебя достучаться… ты же знаешь: я могу поведать тебе лишь то, до чего ты сам бы смог дойти. Лишь то, к чему ты сам готов.
Повинуясь внезапному наитию, я молча, так, как мог из сидячего положения, поклонился наставнику. Не торжественно, скорее легко и даже беззаботно, но вложив в этот жест всю благодарность, которую испытал к старцу за преподанные им простые истины. Он мягко остановил меня, положив руку ко мне на плечо и усмехнувшись.
– Нет. Не преклоняйся ни перед кем, Освобожденный, даже передо мной. Я этого не приемлю. Ты многим людям даже не ровня, а значительно выше их… хотя, наверно, именно потому, что так не считаешь…
Еще одна запятая в великой книге, посвященной жизни Праведника.

А где-то далеко-далеко, там, где наш мир обрывается и уступает место чему-то иному, на мосту встретились два воина. Один – древний-древний – еле передвигался, сжимая в тонкой высохшей руке меч; второй, молодой, бодро шагал ему навстречу, подъяв высоко копье. Мост был тонкий, тоньше волоса, а под ним раскрывала свои объятья Бездна. Шаг в сторону – и человека поглотит она, ненасытная.
Вот взгляды воинов встречаются из-под железных оперенных шлемов, вот уже полшага остается до их встречи… Трепещет старик перед молодым воином и в последней надежде поднимает немощно меч, чтобы отразить удар – ведь вот-вот его противник направит на него копье. Горят глаза молодого… Но внезапно что-то его останавливает, и он замирает, крутя в руках неизвестно откуда взявшееся копье – и бросает его в пропасть. Не нужно ему оружие здесь. Старик в ответ загадочно улыбается, видя, что ученик его многое постиг, и молча уступает дорогу, растаяв в воздухе…
Таково перерождение.

13-25 декабря 2004г.

<<< вЕРНутЬсЯ нА ГлАвнУю стРАНиЦу